Я открыл дверь. Помедлив немного, включил свет. Отвратительный желтый зев коридора кишкой протянулся перед нами.
-- Закрой глаза, -- тихо сказал я, -- это зрелище для закаленных.
Я подхватил ее на руки и медленно, обычным шагом, словно я был один, пошел по коридору мимо чемоданов и газовых плиток к своей двери.
-- Жутко, правда? -- растерянно спросил я и уставился на плюшевый гарнитур, расставленный в комнате. Да, теперь мне явно не хватало парчовых
кресел фрау Залевски, ковра, лампы Хассе...
-- Совсем не так жутко, -- сказала Пат.
-- Все-таки жутко! -- ответил я и подошел к окну. -- Зато вид отсюда красивый. Может, подвинем кресла к окну?
Пат ходила по комнате:
-- Совсем недурно. Главное, здесь удивительно тепло.
-- Ты мерзнешь?
-- Я люблю, когда тепло, -- поеживаясь, сказала она. -- Не люблю холод и дождь. К тому же, это мне вредно.
-- Боже праведный... а мы просидели столько времени на улице в тумане...
-- Тем приятнее сейчас здесь...
Она потянулась и снова заходила по комнате крупными шагами. Движения ее были очень красивы. Я почувствовал какую-то неловкость и быстро осмотрелся.
К счастью, беспорядок был невелик. Ногой я задвинул свои потрепанные комнатные туфли под кровать.
Пат подошла к шкафу и посмотрела наверх. Там стоял старый чемодан -- подарок Ленца. На нем была масса пестрых наклеек -- свидетельства
экзотических путешествий моего друга.
-- "Рио-де-Жанейро! -- прочитала она. -- Манаос... Сант-Яго... Буэнос-Айрес... Лас Пальмас..."
Она отодвинула чемодан назад и подошла ко мне:
-- И ты уже успел побывать во всех этих местах?
Я что-то пробормотал. Она взяла меня под руку.
-- Расскажи мне об этом, расскажи обо всех этих городах. Как должно быть чудесно путешествовать так далеко...
Я смотрел на нее. Она стояла передо мной, красивая, молодая, полная ожидания, мотылек, по счастливой случайности залетевший ко мне в мою старую, убогую комнату, в мою пустую, бессмысленную жизнь... ко мне и все-таки не ко мне: достаточно слабого дуновения -- и он расправит крылышки и улетит...
Пусть меня ругают, пусть стыдят, но я не мог, не мог сказать "нет", сказать, что никогда не бывал там... тогда я этого не мог...
Мы стояли у окна, туман льнул к стеклам, густел около них, и я почувствовал там, за туманом, притаилось мое прошлое, молчаливое и
невидимое... Дни ужаса и холодной испарины, пустота, грязь клочья зачумленного бытия, беспомощность, расточительная трата сил, бесцельно
уходящая жизнь, -- но здесь, в тени передо мной, ошеломляюще близко, ее тихое дыхание, ее непостижимое присутствие и тепло, ее ясная жизнь, -- я
должен был это удержать, завоевать...
-- Рио... -- сказал я. -- Рио-де-Жанейро -- порт как сказка. Семью дугами вписывается море в бухту, и белый сверкающий город поднимается над
нею...
Я начал рассказывать о знойных городах и бесконечных равнинах, о мутных, илистых водах рек, о мерцающих островах и о крокодилах, о лесах,
пожирающих дороги, о ночном рыке ягуаров, когда речной пароход скользит в темноте сквозь удушливую теплынь, сквозь ароматы ванильных лиан и орхидей, сквозь запахи разложения, -- все это я слышал от Ленца, но теперь я почти не сомневался, что и вправду был там, -- так причудливо сменились воспоминания с томлением по всему этому, с желанием привнести в невесомую и мрачную путаницу моей жизни хоть немного блеска, чтобы не потерять это необъяснимо красивое лицо, эту внезапно вспыхнувшую надежду, это осчастливившее меня цветение... Что стоил я сам по себе рядом с этим?.. Потом, когда-нибудь, все объясню, потом, когда стану лучше, когда все будет прочнее... потом... только не теперь... "Манаос... -- говорил я, -- Буэнос-Айрес..." -- И каждое слово звучало как мольба, как заклинание....

........................Эрих Мария Ремарк. "Три товарища".